Все мое детство и юность, папа с мамой много говорили о поэтах и о поэзии. И эти разговоры озаряли две тени: печальная тень Ярослава Васильевича Смелякова и светлая тень Михаила Аркадьевича Светлова. Но про Светлова рассказывали как-то больше, потому что рассказы про него были веселыми и светлыми.
Ровесников моего отца часто называют «военным поколением», как бы имея в виду, что эти поэты писали только про войну. В своей знаменитой антологии «Строфы века» Евгений Евтушенко написал о моем отце: «Лучшие стихи Максимова именно партизанские, имеющие силу документа». Здорово Евгений Александрович вычеркнул сорок мирных лет жизни моего отца! К слову сказать, подобные выводы он делал и о творчестве некоторых других поэтов-фронтовиков.
Как правило, люди становятся отшельниками, когда им плохо жить с людьми, когда они стремятся спрятаться от них. Но бывают и исключения. Сергей Михайлович – и есть это исключение. Замечательный человек, ни капли не озлобившийся на людей за все содеянное ими. И это после погромов армян в Баку, где он когда-то жил, и после тяжелой работы на чужбине, чтобы прокормить семью и родных.
Сергей Сергеевич жил себе и не мучился.
Крепкий мужчина после сорока, у него еще ничего не болело. Спортом он не занимался. Выпивал, как правило, только в пятницу, но иногда и в среду, четверг и понедельник, много не пил, так, двести-триста водочки с пивом было его нормой.
Когда я окончил школу, в нашей стране еще не было дезодорантов, никто не брил подмышки и ноги. И причинное место женщин представляло дикорастущую кущу, по фасону «пудель». Слово «эпиляция», как и «менструация» были неприличны. Женщины носили белье двух фасонов: панталоны летние до колена и панталоны зимние на байке, фасон – за колено. Люди мылись в полный рост раз в неделю. Одеколон «Шипр» был три в одном: парфюм, дезодорант и освежитель рта.
В начале XIX века Карамзин написал «Историю государства российского». Через двести лет «Медведь» начинает публикацию цикла статей, посвященных той же теме. Автор новой истории государства российского – Валерия Новодворская. Первая глава о том, как завязался наш странный национальный характер.
– Чего тебе, дурик? – сказал он и не пожал мою протянутую руку. Знаете, вы протягиваете руку, стоите и ждете, а чувак так вопросительно на вас смотрит: типа, я с такими гондонами не здороваюсь. Такое ощущение, будто в лицо плюнули. Самое главное – неожиданно и беспричинно. Хотя беспричинно всегда неожиданно. Он прошел мимо, торопился на урок, звонок-то прозвенел уже. А я в оцепенении остался стоять, парализованный унижением.
В первый раз я пришел в театр «Школа современной пьесы» по заданию редакции. А дело было в том, что актер Владимир Стеклов, игравший тогда в театре, решил записаться в отряд космонавтов. Никуда он тогда не полетел, но идея такая была. Меня это страшно заинтересовало, и вот я пошел знакомиться с художественным руководителем, чтобы взять у него интервью.
Она так хороша, Наринэ, такая нежная, такая радостная приветливая, открытая и дружелюбная, что дети лезут к ней обниматься, а те, кто поменьше – на колени. Женщины хотят дружить и открывают ей свои секреты, а мужчины водят желваками, сверкают глазами от восхищения, а кто послабей, начинают с ней кокетничать и немедленно за ней волочиться.
Пожалуй, начну издалека. Из далека-далёка. Так вот, из далека, из одной северной прибалтийской столицы приехал однажды в Одессу молодой человек. Просто приехал, любитель путешествий и радостных открытий. Звали его Меэйлис Кубитс. Приехал, походил по городу, повертел головой туда-сюда, пооборачивался восхищенно на одесских девушек, подышал морским воздухом, поел, как кормят в Одессе. И что?..
