Кому в наше время помешает стать храбрым и выносливым, сильным и ловким, держаться с достоинством, быть сдержанным и хорошо выглядеть? А еще обладать искусством нравиться, быть гостеприимным хозяином, толерантным, соблюдать правила этикета. Быть спокойным и простым, образованным, с безупречными манерами.
Как войти в долю двум дворянам — с арбатского двора и с чегемского веселого зеленого дворика, смежного с садом-огородом, благоухающим пряными травами, грушами, инжиром, виноградом, обсаженным мощной кукурузой и ореховыми деревьями?
Беседа наша началась несколько необычно. Я заметил, что не задаю вопросы, а отвечаю на них. Ну ладно, для начала сгодится, разогреемся – и вперед, подумал я. Разогрев, однако, затянулся. На 91-й (!) минуте разговора я бесцеремонно отклонил очередной вопрос бывшего журналиста Терехова (главным образом потому, что рассказал про себя все, что знал, и стало скучно) и начал задавать вопросы ему; в конце концов, из нас двоих это он писатель земли русской, носитель духовности (в хорошем смысле слова) и вещатель истины.
«Философ», «философия» — эти слова давно имеют если не ругательную, то уж точно ироническую окраску. Но именно философы, по сути, двигают развитие человечества. Точнее, дают смысл этому развитию. В последние десятилетия смысла развития у России не наблюдается. Может быть потому, что философов у нас нет? Или они так отстраненно и заумно философствуют, что, кроме узкого круга, их никто не слышит и не понимает?
Если наступит ядерная зима и после нас останется только одна книга, то будущие постлюди будут судить о нас по этой книге… Вот, например, останется книга Зюганова. Что о нас подумают будущие поколения? Так и со Светонием. Такая газета «Жизнь» римской эпохи. Угодливый лизоблюд и как будто сплетник.
Кейтеринга не хватало. Не было гречки с тушенкой из солдатских котлов и горячего чая за счет администрации. Правда, большинство собравшихся предпочло бы кофе из снобского «Старбакса». Но что-то похожее было. Тут – белые ленточки, там – белые полотняные пояски. Второй раз за две московские недели тысячи людей вышли постоять под открытым небом. Второй раз на бис – река, центр в огнях, оцепление, солдаты, ощущение пограничности происходящего, спутывания реальностей и даже риска. А не пойти нельзя – еще одного второго раза может и не быть.
Интервью с Эдвардом Радзинским я «делала» фантастически долго. Он не сразу согласился, потом у него долго не было времени, а когда «все случилось», оказалось, что самое сложное в этой работе – не разочаровать его.
– А что это все такое? Что все это значит? – спрашивали мы друг друга, знаете, несколько ошеломленно. Ну просто бывает «ошеломленно» и «ошеломленно» – бывает – облава, бомбежка, закон о геях и лесбиянках, оскорблении чувств верующих, а бывает – прозрачные абрикосы, тутовая водка, нежный шепот листвы на бульварах ночного Еревана, и это тоже «ошеломленно»…
Первая премьера сезона в Театре наций – спектакль Филиппа Григорьяна «Заводной апельсин», по роману Энтони Бёрджесса. Жена писателя в романе погибает, но играющая ее актриса Елена Морозова ведёт загробную жизнь, то есть остается жива и жизнерадостна после изнасилования Алексом Реальным (Антон Ескин), который при этом чрезвычайно убедителен, не сказав ни слова.
Все знают, что театр абсурда начался с написанных по-французски пьес румына Ионеско и ирландца Беккета. Это что касается мировой культуры. Зарождение же театра абсурда в отдельно взятой моей (шестилетней) голове началось со сказок болгарина Димитра Иванова Стоянова, известного, впрочем, под забавным, мгновенно и навсегда запоминающимся псевдонимом Елин Пелин.
