Паустовский и КВН, или отсроченное чудо

• 02.07.2021
• автор: Валерий Хаит
• смотрели: 461

Тэги:

 

Письмо Константина Георгиевича Паустовского, написанное мне (и, увы, не полученное мною) более полувека назад и мой ответ на него

…Вначале предистория.

 

В моей жизни произошло чудо. И не просто, а чудо из чудес!

Известный киевский писатель и журналист Валерий Иванович  Дружбинский сообщил мне о нем в нескольких январских мэйлах

2021 г..

Я расположил их по хронологии, убрал то, что не касается, собственно, чуда и, после некоторых сомнений, решил, простите, обнародовать…

 

Дорогой Валерий Исакович!

Помню 1967 год – я тогда работал у Константина Паустовского литературным секретарем. Все жители Страны Советов в те годы взахлеб смотрели КВН, а Константин Георгиевич «болел» за команду одесситов. Паустовский собственноручно написал восторженное письмо капитану команды Валерию Хаиту. Но оно, видимо, затерялось на Центральном Телевидении и не дошло до адресата. Константин Георгиевич говорил: «Какой замечательный этот чернявенький мальчик – студент инженерно – строительного института! Он всем доказал, что одесситы умеют изысканно и тонко шутить! Жаль, моё письмо он не получил. Очень жаль!»

 

***

Сделаю такое отступление: К декабрю 67-го я уже был как бы членом семьи Пауста. Постоянно жил с ним в одной комнате (Ялта, Москва, Солоча, Таруса.) из-за его ночных приступов астмы. Ну, а я в этом деле был парень тёртый – астмой болел ещё с детдома, с пяти лет. Вот мы с ним ночью и забавлялись – я делал ему укол адреналина и атропина, вместе курили астматол, разговаривали и т.д. А днем я перепечатывал написанное им, отвечал на каждое из многочисленных писем, которые приходили ему от читателей, ходил на почту, в редакции... Но всё равно никаких копий не мог делать и не делал. Просто некоторые тексты (рассказы, повести, важные письма) я печатал под «копирку» – а вдруг где-то утеряется. И когда после траурных дней июля 68 года я вместе с вдовой Пауста стал разбирать архив, то эти копии помогли через год издать ПСС Пауста (но всё равно не полное, многое не вошло – переписка с Солженицыным, Арагоном, почти законченная повесть о ГУЛАГЕ...)

Так что, увы, дорогой Валерий Исакович, текста письма Пауста к тебе у меня нет и быть не могло. Просто я, готовя письмо и книгу для отправки, прочитал его текст и запись в книге, которую он с такой теплотой тебе дарил. Пауст крайне редко писал в таких нежных выражениях ...

Может, потому и запомнилось.

 

***

В своем рабочем дневничке (запись декабря 67-го) я увидел только несколько слов: Москва, ЦТ Марату Гюльбекяну для Валерия Хаита... И всё, больше ни слова. Далее запись о лежании Пауста в Кремлевке, новый инфаркт и т.д.

 

***

В подписанной тебе Паустовским книге были слова о том, чтобы ты её обязательно прочел, ибо она подтолкнет тебя к писательству, к веселым рассказам о сегодняшней Одессе.... Как-то так это прозвучало. В мою обязанность вошло: пойти на почту и в красивом конверте (их у нас была куча – подарок Калининского издательства) послать Гюльбекяну заказную бандероль. Что я и сделал.

 

***

Отложил дела и нашел-таки папочку, где собраны какие-то записи 67 года (это из большой коробки из-под телевизора с надписью «Дорогой мой Пауст»).

Письмо было адресовано Марату Гюльбекяну на Центральное телевидение и выслано 12 декабря 1967 г.

Письмо писал от руки сам Пауст. Приложена также только что вышедшая отдельным изданием книга «Золотая роза». Ее привезли Паусту 6 декабря и Константин Георгиевич считал ее своей главной книгой о литературном мастерстве. В письме говорилось буквально следующее: «Незабываемый Валерий! Видеть Вас на экране, Ваше умненькое лицо и следить за тем, как на наших глазах рождается шутка и острота – ну просто огромное наслаждение. Мое поколение так шутить, увы, не умело и не умеет. А нынче учиться уже поздно. Когда объявляют, что будут на экране одесситы, то ко мне захаживают мои старые знакомцы Валентин Катаев и Виктор Шкловский».

(Валерий Исаакович! Замечу для тебя, что в 1965 году Луи Арагон и Эльза Триоле были в гостях у Пауста и привезли ему телевизор марки «Гамэн» с огромным по тем временам экраном. Так вот, «старые знакомцы» приходили к Паустовским смотреть КВН на чудо-экране)

Продолжаю, как мне запомнилось, само письмо Пауста тебе: «Валерий! Особенно Вы нравитесь Виктору Борисовичу – он решил, что Вы какой-то, пусть дальний, но родственник Бабеля. «Ну откуда у этого чернявенького, хитроватого и умненького мальчика такой талант!» – все доказывал мой Витя. А Валюн (Катаев) доказывает обратное: «Просто Ваш чернявенький мальчик впитал всё лучшее, что было в Одессе в наши годы». Не знаю чью сторону взять.. Вот почему хотим с Вами познакомится лично. Тем более (оказывается!) передача идет не в записи (я узнавал) а вживую, когда ничего поправить и вырезать нельзя. Просто уникальная передача!»

Ну и давался телефон московской квартиры, «а если Москва не будет отвечать», то московский телефон Шкловского и телефоны в Ялтинском доме творчества писателей и дома в Тарусе...

Где-то в феврале-марте 68 года Пауст сокрушался о том, что, «видимо, письмо затерялось и не дошло до этого чернявенького мальчика».

Обнимаю, дружище! Твой Валерий.

 

 

Я настолько был поражен этой запоздалой новостью (и тем фактом, что мне удалось до нее дожить!), что по прошествии некоторого времени решил ответить на это, неполученное мной, письмо.

Я не знаю, услышит ли меня Константин Георгиевич, найдется ли у него время прочесть это? Ибо не сомневаюсь, что такие, как он, находятся там на самых больших высотах, что им  поручают самые серьезные  и ответственные дела – скажем, сотворение новых миров, или попытки спасения гибнущих…

А вдруг!..

 

И вот мой ответ:

 

Дорогой Константин Георгиевич!

Так случилось, что только в этом (2021-ом году) я узнал от Валерия Ивановича Дружбинского поразительную новость. Оказываетсяв 1967 году вы смотрели  передачи КВН с участием одесской команды, где я был капитаном. И что после одной из них даже написали мне письмо, вместе с которым отправили и только что вышедшую Вашу книгу «Золотая роза». Узнал я также, что письмо было отослано на адрес Молодежной редакции ЦТ, а конкретно – Марату Гюльбекяну.

Я его не получил. И если бы не В.И. Дружбинский, наверняка бы и не узнал об этом ничего.

Так получилось, дорогой Константин Георгиевич, что мне сегодня уже больше лет, чем вам было тогда, когда небо забрало Вас к себе. Теперь я думаю, какая это была бы неудача моей жизни, если бы я так и не узнал об этом удивительном факте. Какое счастье, что, оказавшийся моим ровесником, ваш  добрый и надежный помощник Валерий Дружбинский, (дай Бог ему и его семье здоровья и радостей!) припомнил этот факт и не только обнаружил у себя в архиве  некоторые упоминания об этом, но и вспомнил, что сам относил  письмо с вашим бесценным подарком на почту.

Я не знаю,  почему это письмо ко мне не дошло. Тем более, насколько я помню, у меня и у нашей команды тогда были вполне дружеские отношения с Молодежной редакцие ЦТ, в том числе и с Гюльбекяном.

В конце концов, они могли просто позвонить в Одессу, узнать адрес и переслать. Либо дождаться моего приезда в Москву (я тогда делал это часто) и вручить мне письмо лично. Загадка!... Возможно, кто-то увидев, что это письмо от САМОГО Паустовского и, из любопытства, раскрыв его, обнаружил написанный Вами от руки текст, да еще и автограф на книге и просто не смог расстаться с этим уникальным подарком, в результате чего  и оставил его себе. (Я понимаю, насколько малоэлегантно такое предположение,  ну да ладно, будем считать это моей неудачной шуткой…).

Я перечитал, конечно, дорогой Константин Георгиевич, «Золотую розу». Мне, к слову подарила ее славная одесская библиотека Вашего имени, куда я, под названием «Константин Паустовский и одесская команда КВН», отправил все, что сообщил мне Валерий Иванович Дружбинский. (Копия была отправлена и в Одесский литературный музей).

 

К слову, в этой книге, издания 2008 года, я обнаружил прекрасное эссе Вашей падчерицы Галины Арбузовой «Свободная проза» (судьба одной рукописи). В своем эссе она сообщила, что у Вас практически была готова и вторая часть «Золотой розы».

Вот, что пишет Галина Арбузова о ее судьбе:

«… На следующий день он (Константин Георгиевич) начал свой дневник словами:

«17. 3. Утро очень хорошее…»

В это «хорошее» утро я вошла в комнату Паустовского и увидела непривычно голое, ничем не заполненное пространство его стола.

«Сегодня ночью я все сжег», -– просто сказал Константин Георгиевич и никогда больше к этому разговору не возвращался…».

 

«Как жаль, как жаль!..» – только и могу сказать я и, уверен,  тысячи других Ваших  читателей. Тех, кого Вы учили не только  любви к литературе, но и хорошему вкусу, благородству, правде и справедливости. Причем, не только своими замечательными книгами, но и всей своей прекрасной и достойной жизнью.

Хочу вам сказать, Константин Георгиевич, что меня уже много лет волнует тема – «Талант и личность». К нашим странным (это как минимум) временам утвердилось мнение, что личность одно, а талант – другое. И что человек не совсем, так сказать, достойный и совестливый может создать вполне выдающееся литературное произведение. Не знаю, не знаю… Знаю только, что ставшая для многих аксиомой эта сомнительная «истина», для них же и  очень удобна. То есть, человек, которого сочли талантливым, получает как бы индульгенцию на свои поступки: «Какие вы можете иметь ко мне претензии? Я талант, мне все можно!»

Так вот что я хочу сказать, Константин Георгиевич. Вы для меня один из редчайших примеров того, что истинный художник слова – это  именно человек, который гармонично сочетает в себе уникальный писательский дар с безупречными моральными качествами. Более того, я уверен, что именно такое сочетание и может дать наивысший творческий результат, определяющий гения…

Вы всю жизнь писали о главном – о любви, о красоте, о счастье. Словом, обо всем том, что и составляет истинную ценность жизни.

И Ваша» Золотая роза» -– это тоже книга о любви, о любви к литературе, к слову. И не просто к слову, а и к тому, что оно означает.

 

И еще, дорогой Константин Георгиевич, хочу поделиться с впечатлением, которое мне тоже кажется важным.

В эссе Галины я обнаружил…впрочем, предоставим слово автору.

 

«В последние годы Паустовский много говорил и писал о своих попытках «прорыва в новую прозу».

В авторском предисловии к «Избранной прозе» (1965) он хотел выделить такие рассказы, «как «Итальянские записки»; «Третье свидание», «Наедине с осенью» и «Ильинский омут». Выделить для того, чтобы всмотреться (вернее, вчитаться) в них и найти то новое, чего не было в прежних рассказах. А если и было, то в относительно небольшой степени».

«Это новое, на мой взгляд, -– писал он дальше, -– заключается во внутренней свободе названных рассказов, не связанных ни сюжетом, ни той или иной обязательной композицией, ни необходимостью быть поучительным и нравоучительным и тем самым -– несколько скучноватым и оторванным от читателя…

 ...Как определить жанр тех вещей, о которых я упомянул?

Не знаю. Это не рассказы в точном смысле этого слова, не очерки и не статьи. Это не стихотворения в прозе.

Это записи размышлений, просто разговор с друзьями...»

 

     Как же глубоко, Константин Георгиевич, вы чувствовали, как много предвидели и предвосхищали.

Кстати, у прекрасного писателя, Вашего ученика  Юрия Трифонова (он посещал Ваш семинар в Литературном институте) я обнаружил сходные размышления. Вот, что о Юрии Валентиновиче писал известный лингвист  В.П. Литвинов:

 

«Юрий Трифонов говорит: в начале творческих дел ему, как и многим другим молодым, казалось: всё дело в СЮЖЕТАХ.… . Потребовались годы (и горы исписанной бумаги), прежде чем талантливый прозаик смог излечиться от этой наивной веры в «сюжеты» как в абсолютную гарантию художественного успеха. И тогда, рассказывает Юрий Трифонов, для него настал долгий КУЛЬТ СЛОВА. Он стал жить теперь убеждением, что находить лучшие слова и расставлять их в наилучшем порядке – вот дело, единственно достойное писателя! Так, чтобы каждое слово – непременно со значением, с подтекстом, с двойным и даже тройным смыслом... Поиск слова постепенно перерос в стремление воссоздавать ощущения: всякий раз находить такие выразительные средства, которые захватывают читателя без остатка, заставляют его непроизвольно жить чувствами героя, воочию обонять и осязать каждую травинку в росе, дыхание мороза и горечь печного дыма... («ПАХЛО МОКРЫМИ ЗАБОРАМИ», – не без иронии назовет это своё увлечение Юрий Трифонов позже.) А потом, уже в зрелые годы, приходит к писателю убеждение: МЫСЛЬ -–  главное и решающее… Только мысль способна сообщить истинную ценность всему другому – и счастливо найденному сюжету, и меткому слову, и тончайшему ощущению. Можно поверить в искренность умозаключения Юрия Трифонова, которое он вывел из всего вышерассказанного: «... если нет мысли, а есть лишь описание, пусть даже художественное, филигранное, с красками, звуками, запахами, со всеми приметами жизненной плоти – всё равно скучно. Без мысли тоска».

Согласитесь, до чего же умным и внимательным  Вашим учеником был Юрий  Валентинович Трифонов! Не зря он стал одним из выдающихся русских писателей.

А от себя добавлю, что давно уже думая о литературе (обо всех ее жанрах) пришел к выводу, что литературы есть две. Одна, как игра и другая, как способ постижения жизни.

Я – за вторую…

Хотя в эпоху, когда рынок накрыл собою все, в том числе искусство и литературу, к  стихам и прозе стали относиться тоже как к товару. Отсюда и стремление некоторых вполне одаренных писателей к игре, к экспериментам, к моде. Но, к счастью, не все так безнадежно. Выяснилось, что мощь русской классики такова, что сквозь этот морок замкнутого на себя пост– и прочего модерна  нет-нет да и пробивается что-то здоровое, адекватное, тяготеющее к норме и гармонии. Мощнейшим подспорьем в этой борьбе являются и Ваши, Константин Георгиевич, прекрасные книги. Которые, уверен, даже в наши чудовищные, теряющие остатки духовности, меркантильные времена продолжают читать многие. Хватаясь за них, как за спасательный круг, который поможет сохранить душу живу. В надежде, что время больших ожиданий опять придет и они, эти ожидания, наконец, сбудутся…

 

      И еще об одном впечатлении от «Золотой розы».

В конце издания 2008 года опубликована, восстановленная по сохранившемуся черновику, глава из сожженной Вами второй части книги. Называется она: «Непокой. Гостиница «Севастополь».

Начинается  она буквально гимном, гимном счастью. Где вы, как мне кажется, вообще определили главную миссию литературы – писать о счастье и, тем самым, учить людей быть счастливыми.

Вот эти ваши невероятные, вдохновенные слова:

 «Несколько раз в жизни мне казалось, что я был счастлив. Но редкие минуты этого счастья были совершенно непохожи на то состояние, какое принято называть этим словом. В них не было радости, шума, восторга, огней и успеха.

Я хочу, чтобы меня правильно поняли. Иначе все мои слова окажутся пустым лепетом. Я считаю, я прямо уверен, что истинное счастье приходит к нам в жизнь внезапно, распахнув все двери, смеясь, растрепывая наши волосы и лукаво заглядывая в глаза. Оно

зажигает над тихой водой огни тех городов, куда мы стремились всю жизнь, оно дышит нам в лицо одуряющим воздухом мокрой травы, прижимает к нашим губам дрожащую маленькую ладонь, и мы невольно целуем ее только из благодарности за ласку.

Все это счастье... Нежданное, освежающее, как освежает лицо морская пена. Тот, у кого она таяла на щеках с легким потрескиванием и шумом, знает всю прелесть этой прохладной пены, умирающей от теплоты человеческого лица.

Можно рассказать совсем о другом счастье -– робком, почти потерявшем голос, но томительном, возникающем незаметно и живущем где-то вблизи редких слез и утренней тишины, вблизи любимого голоса и пения птиц. Оно проходит множество, как говорят ученые, побочных явлений, порывов мягкости, когда хочется быть вежливым даже с каждым воробьем.

Полное, скрытое от всех счастье, -– конечно, самое высокое, и память о нем никогда не исчезнет.

Я давно хочу написать книгу, где будут перечислены все причины счастья, какие есть на земле. Но это должна быть большая, огромная книга -– необъятная, как вся земля, как все небо, как все улыбки за все времена.»

 

 И опять я поражаюсь  Вашей прозорливости  и мудрости в  понимании смысла жизни и сути литературы. Счастье – вот главный смысл человеческого существования, как бы говорите Вы. И призываете никогда не забывать об этом. Писать о счастье, думать о нем, стремиться к нему и верить, что, несмотря ни что, оно однажды окажется возможным…

 

Ну и в завершение две удивительные строчки из электронного письма Валерия Дружбинского мне:

«В подписанной тебе Паустовским книге были слова о том, чтобы ты её обязательно прочел, ибо она подтолкнет тебя к писательству…»

 Получается, дорогой Константин Георгиевич, что Вы, по сути, предсказали мне судьбу литератора. И благословили меня на нее. И хоть я письмо Ваше не получил, кто-то, отвечающий за мою судьбу, видимо услышал Вас и помог мне исполнить Ваше пожелание…

 

Спасибо Вам еще раз за письмо и подарок, дорогой Константин Георгиевич,  за любовь к Одессе, за то, что Вы были и остаетесь с нами навечно.

Ваш, далеко уже не чернявенький мальчик,

В.Х.

КОММЕНТАРИИ