Джулия, Розина и Анджела. Колонка Александра Блинова

• 17.05.2013
• автор: Александр Блинов
• смотрели: 715

Тэги:

ЧУДЕСНОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ МЕНЯ ОТ СОБЛАЗНОВ ПРЕЛЕСТНЫХ АНДЖЕЛЫ И РОЗИНЫ СВЯТЫМ ПАДРЕ ПИО В ОБРАЗЕ  СТАРОЙ СИНЬОРЫ НА КАТАЛКЕ С БОЛЬШОЙ РОЗОВОЙ ЛЕЙКОЙ 

Я сидел в баре городка Ромбиоло, пережидая зной,  под бело-голубым полосатым тентом и лакомился третьей порцией «Баба».

«Баба» подавала барменша Джулия в маленьких розетках,  до краёв залитых пахучим кубинским ромом.

То ли серпантин и пронзительный ветер на перевале, то ли ром и жара, но меня «развезло». Я сидел и тупо пялился на толстого, жужжащего шмеля, купающегося в пыльце огненных настурций.

Настурции были высажены вокруг цветущих, по сезону, финиковых пальм, выбросивших дурманные, тяжкие розово-лиловые  грозди соцветий. Среди соцветий неловкими фаллосами покачивались гигантские – красно-фиолетовые тычины.  Шмель проворно раздвигал ловкими, когтистыми лапками тычинки и пестики настурций и погружал в плоть цветка свой гибкий хоботок… Вытаскивал и … погружал снова…

Выскочившее из-за облаков, истеричное осеннее солнце залило всё жарким теплом, как опытная женщина с избытком дарит последнюю любовь.  Джулия маялась по бару взад-вперёд, вздыхала, то и дело протирала сверкающую столешницу и оправляла скатерти столов так, словно это были хрустящие простыни большой итальянской кровати с распятием в изголовье...

Всё вокруг дышало мерзкой похотью и низкой страстью.

Ища поддержки своим бореньям, я с тревогой посматривал на фарфорового  Падре Пио в коричневой рясе, стоящего на соборной площади, слева от входа в бар.

Святой, к досаде, был обсажен теми же плотоядными настурциями с купающимися в них похотливыми шмелями… и у ног его, видимо забытая по оплошности, стояла большая розовая лейка с лилово– красным дуршлагом  разбрызгивателя.

Что-то в лейке меня настораживало…

Возможно, всплыл в памяти один из вечеров в «Городе фонтанов» у знакомого, начинающего актёра Н, где в небольшой декадентской компании, изрядно приняв дешёвого портвейна и нажевавшись какой-то «дури», вывезенной из-за «бугра», мы предавались всяческим изыскам похоти и декламаций.

Тогда-то, хозяин квартирки Н и положил мне на бедро горячую потную  ладонь и поинтересовался, нравятся ли мне его «Кентавры», выполненные в модном тогда среди интеллигенции «Города мостов» стиле сюрреализма. 

«Кентавры»  были написаны маслом на небольших холстиках тонким колонком, и у всех у них между крепких конских ягодиц свисали огромные розовые яйца и торчали  гигантские, эрегированные детородные органы, заканчивающиеся, извергающими семя, розово-фиолетовым носиками дуршлагов. Как у леек.

Это было ново и ставило в тупик: я ёрзал и  потел под рукой Н, не зная, что делать…

Видимо, это оставило в душе неизгладимый след, что говорит обо мне, как о человеке тонком, восторженном и ранимым, и предопределило моё непростое отношение к «Розовым лейкам» и подобному непотребству – «на всю оставшуюся жизнь…»

В растерянности я поднял глаза на Святого и увидел: лёгкую ободряющую улыбку на благочестивом, фарфоровом лице; кротко сложенные руки, обвитые чётками, в коричневых митенках (как у велогонщиков), под цвет доминиканской рясы. Перчатки надёжно защищали святые стигматы Падре....

Я успокоился и заказал ещё две порции «Баба». И теперь сидел и хладнокровно наблюдал, как над мои столом, ставя розетку, наклоняется пышногрудая Джулия; и на балкон, с коваными решётками и монограммой старинного калабрийского рода, выходят Розина и Анджела. (Я сразу догадался, что их так зовут…)

Между тем, Розина и Анджела, хихикая, стали примерять друг на дружку, поверх одежды, отвратительное кружевное бельё от Виктория Сикрет и искоса поглядывать на меня. Потом пигалицы разом исчезли и, через непродолжительное время, одна из них выкатила через соседнюю балконную дверь старуху в каталке. Синьора была в длинном, коричневом платье, ажурных коричневых перчатках без пальцев и с большой розовой лейкой на коленях.

Я сразу узнал и лейку, с неприличным фаллическим окончанием, и перчатки...

Из лейки старуха стала поливать упругими, звенящими струями настурции в ящиках на балконе.

– «Падре Пио, ты не оставил меня...» – возликовал я, хотя сам акт моего спасения – усмирение плоти с помощью «похотливой лейки» –  ставили меня в тупик.

Неожиданно девушки снова выскочили на балкон, в тех самых бюстгальтерах и трусах поверх платьев и, смеясь, укатили старуху в темноту.

Озадаченный столь сложными бореньями богоугодного целомудрия и похоти, я заказал пятую порцию «Баба», ел и, скользя взглядом в ложбинку меж прелестных грудей Джулии, размышлял  о превратностях нашей жизни и над теми тернистыми тропами, коими уготовано нам идти судьбой: от  рождения и до смерти.

Иногда против нашей воли. Аминь. 

Это событие оставило в моей душе столь неизгладимый след, что по прошествии времени я запечатлел Чудо в виде поучительных рисунков и текстов, с указанием места и времени случившегося. 

    

КОММЕНТАРИИ